Хрупкий лед (СИ) - Страница 64

— Пошел я к пацанам. Приходите на каток, парни перед тобой всегда больше выкладываются, — улыбнулся Насте тренер. — Нравится им, как Настя за них болеет, — оглянувшись в его сторону, объяснил Валера с улыбкой.

— Обязательно, — с готовностью согласилась Настя. Повернулась тоже к нему. — Саш, тебе как чай делать? — уточнила, уже споро готовя напиток для себя и тренера.

Верещагин обратил внимание, что Валерия, который сейчас вышел в коридор, она не спрашивала о таком. Понятно, конечно, что знает, какой чай тренер пьет. Но в голове с чего-то царапнуло, что когда-то она и его вкусы знала. Дурость. Ведет себя, как идиот.

Перевел взгляд на коробку. Дешевый чай, похоже. Давно он такого не пил.

— Две ложки сахара, — ответил.

Настя кивнула и залила заварку водой из чайника, который как раз закипел, шумно булькая.

— Бери печенье, я сама пекла, Валера его очень любит, — продолжая улыбаться, она подвинула в его сторону коробку с печеньем, сосредоточившись на чашках.

Верещагин не смог бы объяснить зачем, но отчего-то встал и подошел к ней, вдруг поняв, что они вдвоем остались. И плевать, что двери кабинета нараспашку, а по коридору носятся дети, все больше и больше, похоже, последние парни на тренировку подтягивались. Его это не особо отвлекало, мимо прошло. Он как-то целиком на Насте сосредоточился. И в груди горячо стало. И какая-то дурацкая потребность ближе подойти, в глаза глянуть! Сказать что-то ей. Только что? Слова в голову никакие не шли. И горло словно распухло. Сто лет себя таким косноязычным не чувствовал, уже и забыл, как оно было. И коснуться ее захотелось до дрожи вдруг! Плеча, щеки, погладить осторожно пальцами. Волосы, собранные в косу, расплести…

А Настя будто и не замечает всего, что с ним творится, раскладывает сахар по чашкам.

— Вот, — обернулась, протянув ему кружку. — Держи, Саш.

Удивилась, кажется, увидев, что он рядом. Но не спросила ничего. Вернулась к приготовлению чая.

Он же молча ухватился за посудину, будто для этого и встал со своего места. И печенье из коробки взял, не зная, что еще сделать. Сам на нее уставился, а в голове все так же пусто и горячо. И мыслей миллион ураганом несется, а вычленить что-то, сформулировать толково — не может. Даже досадно стало, елки-палки! Верещагин отломил печенья, пытаясь от этого непонятного ступора в голове и мыслях избавиться. Разжевал и оторопел еще больше.

— Блин, Стася, это же печенье, как в детстве! — сам не поняв, как назвал ее, уставился на коржик в своей руке. — Как мама пекла нам когда-то, — испытав вдруг дикий восторг, рассмеялся Саша, рассматривая кособокую печеньку.

И таким теплом накатило! Такой ностальгией! И рассмеялся, вроде, и хороше же! А в груди что-то аж защемило! Но по-доброму, с теплом так, приятно. И почему-то вспомнилось, сколько раз они в детстве пили чай с таким вот печеньем на их старой кухне, сидя за столом, накрытым клеенкой. Он даже запах дома вспомнил, того, где жил с мамой и куда так часто Настя в гости приходила. И они о хоккее часами болтали, и о космосе, и о таком количестве сверхважных тайн и секретов…

Мгновение, вроде бы, мелочь. А такая объемная картинка в голове и в носу ароматы детства, и настроение то, уже давно забытое, а в душе — полнота и смысл, которого не ощущал последние месяцы точно. А то и годы…

Настя рассмеялась, хоть и показалось ему, что смутилась немного. Щеки порозовели.

— Да, рецепт тот же. Я часто пеку его. До сих пор. Оно мне вкуснее любого магазинного, да и Валера любит, — объяснила, начав зачем-то поправлять волосы, заправляя прядки за уши.

Словно не знала, чем руки занять, а про чай позабыла.

Потом резко ухватилась за чашку. Хорошо, не расплескав. Начала дуть, стараясь остудить напиток. А Сашка стоял и пялился на нее, не мог отвести глаза.

— Так что, Саш? Какие еще вопросы по секции? — уточнила Настя, не поднимая глаз.

Снова волосы назад пригладила. Будто мешали они ей, отвлекали. У Верещагина ладонь запекло, так самому это сделать захотелось.

— Да, нет, ясно все, — вместо этого ответил он на ее вопрос. — Вы колоссальную работу проворачиваете на голом энтузиазме, — доел печенье.

Настя как-то нервно рассмеялась.

— Ты так говоришь, словно мы странные, какие-то. Но правда, Саш, эти дети заслуживают помощи. А нам что надо? Нам всего хватает. У Валеры зарплата, у меня. На что нам тратиться? Да и еще доход есть, у Валеры депозит в банке, проценты получаем. Ему, правда, как-то в столицу предлагали перебраться, тренировать там команду. У Валеры же есть образование, он окончил обучение, все необходимые сертификаты получил, чтобы со взрослыми командами работать. Его даже в юношескую сборную приглашали работать, — с гордостью, которая задела Сашу, увлеченно поделилась Настя. — Но он решил здесь остаться. Кто, кроме нас с детьми этими возиться станет? Вот, — она как-то неловко пожала плечами. — И квартиру он когда-то купил, когда кризис у нас был, они подешевели тогда сильно. А у него сбережения были, еще со времен спорта профессионального. Вот, мы ее сдаем. И мою сдавать уже думали. На что нам больше надо, правда? Даже ребятам, если не хватает на что-то помощи спонсоров, сами докупаем, — зачастила она, глотая чай, который, как ему казалось, не успевал остыть.

А Верещагину смешно стало. Не по злому. Просто он уже совсем к иному привык. И доходу, и уровню жизни, и к границам. Не географическим. Материальным. И ее слова про их зарплаты, про их потребности… Такие безыскусные. Такие ему простые показались. И захотелось ей объяснить, что хотеться многого может. И иметь можно столько, сколько Настя себе даже представить не в состоянии сейчас. Просто она не задумывалась, наверное, из-за всех своих забот и дел, чего желать может.