Хрупкий лед (СИ) - Страница 37

— И ничего не страшненький. И, вообще, он тебя нисколько не портит. Ты просто ух, какая красивая. Вот, реально, — как-то так неловко, но с огромным чувством пробормотал друг.

И до того, как Настя успела бы застесняться от такого комплимента, прижался своими губами к ее рту. Этот поцелуй показался ей куда слаще, куда глубже, чем предыдущие. Возможно потому, что они стояли у льда, с которым их столько связывало, на котором зародилась и их дружба, и то трепетное, что сейчас связало их, став сильным и мощным жаром, поднимающимся волной изнутри. Так, что Насте жарко было, и вдохнуть она не могла, цепляясь за плечи Сашки руками. А он целовал ее, обнимая все сильнее. И Насте казалось, что она век так готова стоять, целуя любимого. Да и не надо ей больше для счастья ничего.

Но проверить, так ли это, у нее не вышло.

— Эй, молодежь, я все понимаю. Но ото льда отойдите, а? — окрик Валерий Федоровича заставил ее чуть ли не подпрыгнуть.

Правда, Сашка руки не разжал и не позволил ей отойти, хоть Настя и рванула с испугу в сторону. И смущенно потупилась, неуверенно скосив глаза в сторону тренера. Валерий Федорович уже переоделся и, видимо, заглянул в зал, уходя домой, чтобы убедиться, что оставляет все в полном порядке. И по виду, вроде, не сердился на них. Даже улыбался.

— Ты, герой, — Валерий Федорович повернулся к Сашке, — ты б головой подумал, и отвел девочку от холода, все-таки. Елки-палки, ну ведь в летнем же платье! А если заболеет? Выведи на улицу и целуйтесь, на здоровье! Или кофту на нее натяни.

Валерий Федорович покачал головой и даже с некоторым упреком глянул на Сашку, как показалось Насте. А потом махнул на них рукой и пошел в коридор.

— Блин, и правда, надо было выйти на улицу. Вот я придурок! — Сашка, похоже смущенный и раздосадованный замечанием старшего, шумно выдохнул и крепко сжав ее руку, потащил Настю к выходу.

Вообще, зря торопился, если бы кто-то ее спросил. Настя не знала, может и правда могла простудиться, и не ошибался тренер. Но ей все еще было жарко после поцелуя Саши. И щеки горели. И сердце тарахтело в груди. Но все-таки она не спорила и послушно шла по коридорам спорткомплекса за другом.

Весь оставшийся вечер они просто гуляли по улочкам, болтая обо всем на свете и ни о чем конкретном. Перескакивали с темы на тему, обсуждая то тактику игры команды, за которую Сашка надеялся играть на постоянной основе, то их поездку из Питера, то возмущение Насти тем фактом, что никто из ее одноклассников, в принципе, не интересуется спортом. И едва не забыли, что обещались бабушке Ане вернуться до темноты. Так, что пришлось бежать в сумерках через парк. И они бежали, держась за руки, смеясь и задыхаясь. Абсолютно и безгранично счастливые и беззаботные.

ГЛАВА 9

— Мам, я пошел!

Входная дверь захлопнулась за Шуриком до того, как Наташа успела б выйти в коридор, чтобы уточнить, куда сын собрался и напомнить о том, что в десять они с Димой договаривались о тренировке. Впрочем, куда сын побежал — она и так знала. Да и в том, что о тренировке он не забудет — не сомневалась.

Тяжко вздохнув, Наталья подошла к окну в кухне их старой квартиры. Через десять минут, как она и предполагала, Саша появился из подъезда, держа за руку Настю. Девушка счастливо улыбалась, запрокинув лицо, и с восторгом глядела на ее сына. Насколько она знала — у Насти сегодня был второй экзамен, но ничто не указывало на то, что девушка нервничает. Казалось, Настя и не помнит о предстоящем испытании.

Наташа еще раз вздохнула.

Ее обуревали двоякие чувства: она действительно искренне радовалась тому, что эта девочка смогла уйти из системы приютов. Анна Тимофеевна рассказала ей, как нашла девочку под дверьми этой самой квартиры. И то, в каком Настя была состоянии. Нет, Наташа все же очень радовалась, что Анна Тимофеевна приютила девочку. Настя заслужила семью.

Но…

Честно говоря, Наталью очень беспокоило то увлечение, которое Шурик и Настя, определенно испытывали друг к другу. И вроде понятно все. «Дело молодое», как замечал Дима. Кто не влюблялся в восемнадцать? Да еще и при том, какая дружба была раньше между этими двумя. Шурка мог сколько угодно притворяться, но Наташа прекрасно знала, что он так и не забывал колючую, кудрявую девчонку, которая его просто боготворила.

Дима считал, что, как и любое молодое увлечение, эта восторженность пройдет. Устанет молодежь, да и Сашке возвращаться надо, ясное дело, что перспективы карьеры в спорте перевесят любую влюбленность.

Но Наташа не была уверена, что может согласиться с мужем. Слишком хорошо она знала своего сына, чтобы не замечать — между Шуркой и Настей не просто подростковое влечение, вызванное бурлением гормонов и остатками детской дружбой. Здесь было что-то явное больше и глубже. И это ее беспокоило.

Как и любая мать, она желала для своего сына только всего самого лучшего в этой жизни. Она мечтала о том, что он сумеет реализовать все свои самые смелые мечты и желания, что добьется всего на свете. Даже когда-то завоюет Кубок Стенли, потому что знала — Сашка мечтал об этом. Да и просто, в Петербурге у него было столько возможностей и вариантов, такое количество шансов, сколько никогда не будет здесь. А Наташа еще помнила, как Шурка отказывался ехать в Питер, как от хоккея отрекался, когда понял, что из-за этого расстанется с подругой.

Конечно, тогда он еще не понимал, от чего отказывается. Да и было-то ему четырнадцать, что он знал и о чем думал? И все же, глядя на то, как сияют каждый раз глаза сына, когда он только произносит имя Насти, Наташа все чаще вспоминала то давнее решение сына предпочесть подругу хоккею.