Но у него не вышло. Настя не уснула. Она сидела всю ночь, вроде бы и слушая Валерия, но с таким загнанным выражением в глазах, словно все еще готовилась убежать в любую секунду.
И он не решился нарушить эту хрупкую ситуацию.
Но действительно оставил Настю у себя, позвонив ее бабушке. Правда, зная, что у той пошаливает сердце, просто оговорил, что Настя не готова пока общаться с Сашей. А вот Верещагина ему выловить не удалось, хоть Валерий и старался. Он даже приходил к нему, но парня дома не оказалось, а передать что-то через настороженную Наталью не решился. После того, до чего она довела Настю, Валерий не испытывал к этой женщине ни доверия, ни уважения. Он с удовольствием поговорил бы с Дмитрием. Но и того не удалось застать дома.
А через три дня Валерий узнал, что они были заняты продажей квартиры. И покончив с этим — уехали. Ему позвонила бабушка Насти, поскольку девушка все еще не собиралась возвращаться домой, а он боялся выпускать ее из квартиры. И даже запирал, когда уходил сам, чтобы Настя не убежала.
Валерию было неловко. Он совсем не был уверен, что поступает верно. И очень хотел бы, чтобы с девушкой пообщался кто-то, кто понимал в этом больше его самого. Но пока не придумал, как это организовать.
А теперь, судя по всему, после отъезда Верещагина, необходимость в этом отпала.
ПРОЛОГ 3 — НАСТОЯЩЕЕ
Настоящее
Она все еще не приходила в себя. И хоть врачи, все время что-то измеряя и пялясь в свои дурацкие мониторы, пытались заверить их, что состояние Стаси стабилизируется, и можно уже осторожно надеяться на позитивное развитие ситуации — он не видел этому никакого подтверждения. Она лежала на кровати все так же неподвижно. Не было заметно никакой реакции на звуки или прикосновения. Ничего. Однако Верещагин умел отодвигать страх и неуверенность в тот угол сознания, где эти чувства не мешали сосредотачиваться на главном. Только вот признание матери, которая ушла полчаса назад, не давало ему полностью отрешиться от всего.
С каждой минутой, что он думал над ее словами, с каждой секундой, потраченной на осознание всего, что эта новость в себе несла — Саша все больше ужасался пониманию, насколько его представление обо всем на протяжении этих лет и сознание — было искажено.
Ведь, Господи! Даже тогда, несколько дней назад, когда он опять увидел ее… Елки-палки! Ведь ОН считал себя вправе думать, что может оставить все в прошлом. Не выяснять по своему великодушию. Простить ее…
Александру самому хотелось сейчас пару раз удариться головой об пол или стену. От стыда и чувства вины. От чувства унижения. Он же тогда так обиделся, когда Настя отказалась ехать с ним, отвергла его предложение. По телефону. Не пожелав встретиться. Саше казалось, что он имеет полное право злиться. Только еще и непонимание было. Он никак не мог разобраться, что же случилось с его родной и обожаемой Стасей? Где она? Почему не хочет встретиться? Почему прячется?
А тут еще вся та суматоха с появившимися покупателями и продажей. Документы, БТИ, волокита, нотариус. А матери плохо стало, язвенная болезнь обострилась, не могла она бегать по всем этим учреждениям и инстанциям. Вот и мотался он с Димой.
Мать…
Сейчас Саше подумалось, что может и не было никакого обострения? И она это все специально устроила, чтобы он Настю не искал? И говорила всякое: про их возраст, про порывы и желания. Про влюбчивость девчонок и то, как быстро могут меняться их привязанности. А все эти слова только усиливали его обиду и злость в тот момент. Его разочарование в любимой. Подрывали то доверие, что всегда между ними было. Заставляя его сомневаться в том, что чувствам и словам девушки в принципе можно доверять…
Его охватило чувство брезгливости и отвращения из-за всех этих воспоминаний. Из-за своей доверчивости. Ведь мать была самым родным, самым близким его человеком. Ей он всегда доверял безоговорочно и любил без вопросов и сомнений. А она, выходит, именно этим и воспользовалась?
Что ж, теперь от этого не осталось ни следа. Он был опустошен этим разочарованием. Таким же сильным, как когда-то оказалось разочарование в Насте. Только вот то, как выяснилось, было ошибочным.
— Твоя мать приходила, врач сказал?
Саша поднял голову, глядя на человека, чей сдержанный и тихий голос отвлек его от непростых и каких-то, словно, грязных мыслей. Посмотрел несколько мгновений. Кивнул.
— Я не хочу ее видеть. Она здесь, рядом с Настей, находиться никакого права не имеет. Сломала ее, все самоуважение растоптала. Чтоб больше и ноги ее в палате не было, — отрезал мужчина. Подошел и с намеком глянул на Александра.
Сашка не спорил. Только задумался о том, сколько этот человек знал о прошлом? Казалось, поболее, чем сам Сашка недавно. Но не уточнял. И молча встал, освобождая место у изголовья кровати Насти. Мужчина, так же без слов, занял стул.
Они оба никуда не уходил из больницы, постоянно находился рядом. Но этот человек ни разу не попытался перед врачами открыто оспорить возможность присутствия Верещагина здесь. Хотя, Бог свидетель, имел куда больше прав говорить от имени Насти, сейчас Саша не мог не признать этого хотя бы про себя. И выставить его вон этот человек мог спокойно.
Еще два дня назад он ненавидел его. Ну, может и не так. Но в душе Саши при его виде всегда плескалось дикое раздражение и злоба. И такая ревность, что во рту появлялся привкус горечи.
В этот же момент, наблюдая, как мужчина накрывает хрупкие пальцы Стаси своей огромной ладонью, как гладит ее волосы — он испытывал опустошение. Нет, ревность была тут же. Но появилось разрушающее душу сомнение, что этот мужчина заслуживает ее куда больше, чем он сам.